Норма об оскорблении представителя власти насчитывает многовековую историю. Законодатель четко выделял в качестве одного из приоритетных направлений уголовно-правовой политики защиту представителей власти от посягательств на них посредством оскорбления при выполнении обязанностей, возложенных государством. Впервые как самостоятельное явление, понимаемое преступлением, оскорбление представителя власти упоминается в источниках российского права IX—XII вв. И с этого времени данная уголовно-правовая норма включалась во все значительные источники кодифицированного уголовного законодательства без исключения.
Обеспечивая уголовно-правовую охрану представителя власти, государство как никогда приближается к цели защиты и самой личности, поскольку никакая личность не в состоянии чувствовать себя защищенной в том государстве, которое не способно защитить ни себя, ни своих представителей. Социальные процессы не ведут к улучшению положения (укреплению позиции) представителя власти.
Сравним советский период и настоящее время. В период правления коммунистической партии в Союзе Советских Социалистических Республик был создан положительный образ представителя власти, в том числе милиционера (ныне сотрудника полиции), как борца за справедливость, защитника оскорбленных и униженных. В то время любая попытка оскорбления представителя власти осуждалась обществом. Теперь же надеяться на негативную реакцию общества на оскорбление представителя власти и в его лице полицейского не приходится, потому что даже судебными и правоохранительными органами данный вопиющий поступок воспринимается как «производственная издержка».
Изучение судебно-следственной практики по применению уголовно-правовой нормы об ответственности за оскорбление представителя власти показало, что, несмотря на кажущуюся, на первый взгляд, «простоту» состава, предусмотренного ст. 319 УК РФ, данный состав сложен в правоприменении, прежде всего, из-за оценочных признаков его объективной стороны. Однако, тяжкое бремя ответственности за это возлагается не только на правоприменителя, но и на законодателя, потому что в норме права не определены четкие границы порядка привлечения к ответственности, к которым относятся признаки состава преступления.
Само понятие оскорбления впервые было закреплено в ст. 131 УК РСФСР 1960 г., по которой оскорблением признавалось умышленное унижение чести и достоинства личности, выраженное в неприличной форме. По данному пути пошел и законодатель в УК РФ 1996 г.: при толковании признака «оскорбление» учитывали положения ныне декриминализированной уголовно-правовой нормы, устанавливавшей ответственность за общеуголовное оскорбление (ст. 130 УК РФ), в которой давалось определение понятия оскорбления как «унижение чести и достоинства личности, выраженное в неприличной форме».
Одной из проблем, возникающих при квалификации оскорбления представителя власти, является определение оскорбительности слова, основанное на информации, содержащейся в филологических словарях, которые не приспособлены для выполнения правовых функций и не могут являться основанием для принятия следственных и судебных решений. Совершенно очевидно, что решить данную проблему путем формирования полного списка слов, относящихся к оскорбительной лексике, невозможно, поскольку большинство слов русского языка, по существу, могут стать оскорбительным в зависимости от ситуации и обстоятельств, при которых они употребляются. Одни и те же слова могут в различных контекстах приобретать различную смысловую нагрузку. Например, слова «сука», «урод», «козел» могут быть в одних случаях совершенно невинными, дозволенными в литературном языке, а в других ситуациях, тем более, если они направлены на представителя власти во время выполнения им своих должностных обязанностей, указанные выражения уже воспринимаются как оскорбительные.
При определении оскорбительности правоприменитель должен оценивать всю ситуацию целиком, учитывать контекст, в котором используются слова, а также принимать во внимание пояснения, данные самим потерпевшим и окружающими.
Рассмотрим употребление языковой единицы «мент», относящейся к жаргонам, но прочно вошедшей в современную жизнь, чему способствовала популяризация данного выражения через телевидение, которая придала ему статус легального и мало оскорбительного и несколько сгладила отрицательный подтекст. В исследованной судебной практике встретился аргумент виновного лица, который вину в оскорблении представителя власти не признал на том основании, что слово «мент» — не оскорбление, поскольку «всеми употребляется». Однако уже сложившаяся и устоявшаяся судебная практика идет по пути того, что при обусловленных обстоятельствах использование такой формулировки в отношении сотрудника полиции как самостоятельно, так и с добавлением любого эпитета, например, «поганый…», образует объективную сторону оскорбления представителя власти, и суд признает лицо, его произнесшее, виновным.
Давая юридическую оценку совершенному в отношении представителя власти оскорблению словом, суд в большинстве случаев, вслед за выработанной следственными органами практикой, не приводит конкретных примеров слов и выражений, которыми оно было нанесено. Он использует такие неконкретные формулировки, как «фразы непристойного содержания», «грубая неприличная форма», «нецензурная брань», «неприличная форма в виде нецензурной брани», «высказывания в неприличной форме», «непристойные выражения» и т.п. Конкретные формулировки, с цитированием прямой речи и указанием использованных слов и выражений, иногда могут допускаться следственными органами при производстве допросов свидетелей, потерпевших, иногда — обвиняемых по уголовному делу, но не в обвинительных заключениях, и тем более, в обвинительных приговорах судов.
Еще одним конструктивным и не менее спорным признаком объективной стороны ст. 319 УК РФ является его публичность, понятие которой можно разделить на три группы:
- оскорбительные деяния совершаются в общественных местах, через средства массовой информации, когда оскорбляющие сведения доводятся до сведения многих лиц;
- оскорбительные деяния совершаются в присутствии хотя бы еще одного лица, кроме потерпевшего;
- оскорбительные деяния совершаются в присутствии хотя бы одного постороннего лица, не относящегося к органу, представителем которого является потерпевший.
Некоторыми авторами высказываются вполне определенные мысли по поводу присутствия при оскорблении коллеги потерпевшего: «Оскорбление представителя власти один на один либо в присутствии других представителей власти не посягает на авторитет представителя власти». Такое мнение представляется совершенно неприемлемым, поскольку любое оскорбительное действие в отношении представителя власти способно нанести вред не только его чести и достоинству, но и повлиять на отрицательную оценку окружающих, в том числе коллег, его профессионального достоинства. В судебной практике этот вопрос решается неоднозначно. По этой причине судами различных уровней и субъектов Российской Федерации выносятся диаметрально противоположные решения.
Так, мировой судья г. Альметьевска Республики Татарстан признал Г. виновным в публичном оскорблении представителя власти при исполнении им своих должностных обязанностей. Из обстоятельств дела усматривается, что Г., находясь в состоянии алкогольного опьянения в дежурной части медицинского вытрезвителя, оскорбил сотрудника милиции Х. нецензурной бранью в присутствии М. (санитарки медвытрезвителя) и Т. (фельдшера того же вытрезвителя). Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда Российской Федерации все принятые по данному делу судебные решения отменила, а дело прекратила, указав, что по смыслу закона публичными могут признаваться такие оскорбления, которые заведомо высказываются в присутствии многих лиц. Оскорбление Х. лишь в присутствии М. и Т. не образует состав преступления, предусмотренный ст. 319 УК РФ.
Вместе с тем, анализ судебной практики показал, что большинство судей при принятии решений руководствуются позицией, что публичность подразумевает наличие при совершении данного преступления двух или более лиц, не являющихся представителями власти.
По нашему глубокому убеждению, публичностью следует признавать присутствие при совершении оскорбления представителя власти любого человека, в отношении которого не совершается посягательство, предусмотренное ст. 319 УК РФ, и в отношении которого виновное лицо не имеет умысла на оскорбление одновременно с потерпевшим.
Для устранения этих проблем требуется официальное разъяснение на уровне Верховного Суда Российской Федерации такого признака, как публичность оскорбления, вызывающего определенные сложности при применении норм УК РФ.
С развитием компьютерной, копировальной, полиграфической и иных видов техники возникли новые формы оскорбления. Представившаяся возможность общения людей между собой в виртуальной реальности привела к появлению других приемов оскорбления представителя власти, таких, как размещение непристойной информации на электронных сайтах, рассылка электронной почты и т.п.
Современные технологии позволяют лицам, в чьих действиях содержатся признаки состава преступления, предусмотренного ст. 319 УК РФ, незаконно создавать собственный сайт через прокси-сервер и размещать на нем информацию оскорбительного содержания, регистрируясь при этом в сети под вымышленным именем, т.е. фактически анонимно. Отследить такого человека и привлечь его к уголовной ответственности чрезвычайно сложно, поскольку он, в целях избежания уголовной ответственности, может применять любые схемы действий, возможные в сети: ссылки на других лиц (пользователей), чужие IP-адреса, использование ресурсов прокси серверов, находящихся в другой стране и т.п. Важно отметить при этом, что размещение оскорбления возможно с любого компьютера, имеющего выход в Интернет. В России такие оскорбления представителей власти совершаются редко, однако уже существуют прецеденты оскорбления первого лица государства, что, несомненно, указывает на их значительную общественную опасность.
Что касается проблемных вопросов, возникающих при квалификации оскорбления представителя власти действием, то здесь необходимо указать, что оскорбление действием предполагает такое поведение виновного, когда на представителя власти оказывается воздействие, цель которого заключается в его унижении. Как правило, в реальности оскорбление действием может быть представлено как насилие, не опасное для жизни и здоровья. Однако в подобном случае речь следует вести о внутреннем содержании преступного поведения, заключающемся в унижении представителя власти, а не в причинении ему боли и физических страданий. Суды квалифицируют такие действия в зависимости от последствий по ч. 1 или ч. 2 ст. 318 УК РФ, а вменение оскорбления представителя власти, совершенное одновременно с ними, считают излишним, на чем настаивает и Верховный Суд Российской Федерации.
То же касается и квалификации деяний лица, содержащих состав угрозы убийством или причинения тяжкого вреда здоровью и оскорбления представителя власти. Однако, по нашему мнению, содеянное правильно было бы квалифицировать по совокупности со ст. 119 УК РФ, как и в примере с Ш., который совершил оскорбление сотрудника милиции К. грубой нецензурной бранью, а также угрожал ему на расстоянии не более 1,5 метров ножом, высказывая слова угрозы убийством и причинения тяжкого вреда здоровью, после чего натравил агрессивно настроенную собаку породы «ротвейлер» на присутствовавших при этом сотрудников милиции А., П., Т., Е., С., а также самого К. Совершенное деяние судом было квалифицировано по ст. 119, ч. 1 ст. 318, ст. 319 УК РФ.
Основным методом уголовно-правовой охраны управленческой деятельности представителей власти выступает применение к виновному уголовного наказания. Соответствие наказания совершенному преступлению обеспечивает законность и отвечает веками выработанному в обществе чувству справедливости, что необходимо для эффективности воспитательной стороны наказания.
Анализируя судебную практику, можно прийти к выводу, что наиболее актуальным и спорным является вопрос о том, насколько оправданы и обоснованы те виды наказаний, которые закреплены в санкции ст. 319 УК РФ, и насколько они отвечают реалиям современного этапа развития российского общества.
При сравнении санкций ст. 297 и ст. 319 УК РФ очевидна иерархия общественных отношений, которые закон охраняет от одних и тех же посягательств: максимально возможные санкции среди них предусмотрены за неуважение к суду. Относительно санкций указанных преступлений верно и справедливо отметил В.А. Уткин, что «судя по максимуму имущественных санкций, «стоимость» чести и достоинства «представителя власти», не принадлежащего к судебной системе, оценивается не выше чести и достоинства иных граждан». Из этого следует вывод, что законодатель, устанавливая уголовную ответственность за оскорбление различных лиц, расставил приоритеты следующим образом по степени их значимости: сначала интересы правосудия и лиц, его представляющих, и только потом интересы представителя власти, что представляется необоснованным.
Оскорбление представителя власти относится к преступлениям небольшой тяжести, — это прямо вытекает из положения, закрепленного в ч. 2 ст. 15 УК РФ. Высказываемые в последнее время предложения о включении его в число уголовных проступков только на основании того, что законодатель отнес его к категории небольшой тяжести, несколько преждевременно, поскольку общественная опасность данного деяния очевидна. Возможно и есть необходимость реализации подобного решения, однако прежде законодателем должны быть определены более четкие критерии, на основании которых произойдет выборка проступков из числа представленных в УК РФ преступлений, не имеющих определенной общественной опасности, нежели положенные в качестве основ категоризации преступлений положения ст. 15 УК РФ.
Таким образом, обеспечение целостности и сохранности государства, охрана правопорядка, обеспечение общественной безопасности, контролирующей деятельности, основанных на непосредственном соблюдении законов, является естественной потребностью общества. Отсутствие соответствующей охраны лиц, призванных защищать интересы других, без сомнения, непозволительно. На наш взгляд, представитель власти не может исполнять свои обязанности, будучи ущемленным в своих правах, не чувствуя гарантии собственной безопасности. Предоставление уголовно-правовых средств охраны лицам, осуществляющим управленческую деятельность, — закономерное, исторически обусловленное явление и свидетельствует о заинтересованности общества в обеспечении гарантий защиты лиц, находящихся на государственной службе.